***
Свет фонаря расплывчатым желтым пятном упал на дорожку, дождь уже кончился, но в ночном воздухе все еще висела изморось, тонкая, словно сотканная из серебра паутина. Одинокий огонек фонаря разгонял ночь лесной чащи, выхватывая из ее объятий небольшой деревянный дом. Это было их тайное место. Спрятанный в лесу домик, к которому не ведет даже тропинка. От этого небольшая дорожка, мощенная булыжниками, которые Олвин нашел в ближайшем карьере, отходящая от крыльца дома, и фонарь на чугунной ножке, изогнувшийся над миниатюрной мостовой, выглядели как кусочек города, вырванный из его привычного окружения.
Керосиновый фонарь, который нужно каждый вечер зажигать самому, был точной копией тех, что стояли в крупных городах в восемнадцатом веке. Купить этот фонарь – это тоже была идея Олвина. Все в этом доме напоминало о нем, ведь практически все их маленькое убежище он построил сам. В век, когда у каждого есть свой флаер, а дроиды могут выполнить любую прихоть самого привередливого заказчика, Олвин все старался делать сам.
Наверное, по этому ей так тяжело находится здесь, но в тоже время выполнить задуманное в другом месте было бы предательством.
Как медленно течет время, когда ждешь, но она обещала себе, что будет с ним до конца….
***
Эпидемия захлестнула человечество подобно огромному цунами, которое накрыло сразу всю Землю. В первые же дни по всему миру пресса взорвалась множеством слухов и гипотез о природе болезни: заговор правительств, инопланетный вирус, кара небесная – это были лишь самые популярные версии. Уже прошло больше полугода с момента первого заражения, но слухов стало только больше. Ученые так и не раскрыли суть болезни, они даже не могут сказать, каким способом передается зараза. Все попытки правительства изолировать зараженных провалились – даже в городах, удаленных от очагов заболевания на сотни километров, буквально на следующий день началась эпидемия. Вирус пробирался даже в герметичные бункеры, в которых запирались богачи и фанатики, подготовившиеся заранее к очередному апокалипсису.
Но, не смотря на все это, угроза уничтожения человечеству не грозит. Эпидемия поразила весь мир, но число зараженных не перевалило за опасную черту, а жесткие меры, которые, скрепя сердце, приняли все правительства, свели на нет весь возможный ущерб.
Конечно, такое решение, как уничтожение любого человека зараженного вирусом, многие организации, борющиеся за «свободу и справедливость», восприняли в штыки, но в тоже время многие люди, почувствовав в себе заразу, добровольно шли к военным.
При этом церковь, после долгого молчания длившегося четыре месяца, полностью поддержало такие меры и объявило вирус – творением дьявола. Судя по всему, такие действия были вызваны тем, что заразился один из ближайших помощников Папы.
***
Вспоминая их пятую годовщину, которую они отметили всего два дня назад, Алистра нежно улыбалась.
Ужин при свечах в дорогом ресторане. Укрытые от всех за ширмой, они были совсем одни, и никто им был не нужен. Музыка мелодично струилась по воздуху, наполняя его прекрасными нотами. О чем они тогда говорили? Алистра не помнила. Зачем запоминать слова, когда есть эмоции. Есть любовь.
Олвин был как всегда красив, а неяркий свет свечей лишь подчеркивал его аристократичные черты лица. Любая девушка была бы счастлива умереть в его объятьях. В этот день Алистра забыла все, что обдумывала последние недели. Тогда был их день и Олвин смотрел только на нее. Он принадлежал ей, а она ему, как когда-то давно пять лет назад. Они танцевали, и мир мог разлететься в пыль, но не смел потревожить их.
***
Ученые и врачи не смогли ни определить происхождение болезни, ни найти способ ее лечения. Но уже спустя месяц после начала эпидемии каждый человек на планете знал симптомы вируса: бледность, очень низкое кровяное давление, вследствие которого человек становился на ощупь мертвецки холодным. На ранних стадиях больного одолевал страшный кровавый кашель, на последних стадиях его уже рвало собственной кровью – вирус разрушал его органы на клеточном уровне. Как потом выяснили исследователи, разрушению подвергались только определенные органы: почки, печень, селезенка и т.д. Пищеварительный тракт и сердечная система оставалась нетронутыми, и даже превосходили свои «здоровые» аналоги.
Так же ученых поставил в тупик тот факт, что помимо физических изменений вирус всегда затрагивал и эмоциональные стороны личности больного. Это была главная причина принятия жестких мер против зараженных. Вначале изменения личности не так заметны: раздражительность и агрессивность сдерживаются еще свободным сознанием, но спустя три – четыре недели больной уже не может контролировать себя. Его «Я» тонет в пучине ненависти и жажды крови. При этом мозговая активность продолжается на прежнем уровне, больной способен говорить и писать, он осознает себя как личность, помнит, как пользоваться техникой, но при этом старая личность полностью стирается, обнажая черную и кровожадную сущность.
Тесты, проведенные графологами, полностью подтвердили – личность, созданная вирусом не имеет ничего общего с первоначальным хозяином тела.
В народе вирус окрестили: «Укус Вампира».
***
- О! Она прекрасна! – воскликнула девушка.
- Не так, как ты, но лучше этого все равно не было, – притворно расстроился он.
Сверкающий и искрящийся в причудливом свете свечей бриллиант был похож на застывшую в утреннем свете каплю росы. Чистую и прекрасную.
- Это эксклюзивная работа, а мастер, который сделал ее, называл эту брошь «Слеза Дракона», – сказал Олвин, перегнувшись через стол, что бы застегнуть украшение и крепко поцеловать жену. Она таяла в его объятьях, крепких и властных, но в тоже время мягких и уютных.
Тот вечер закончился в постели. Алистра была счастлива и свободна от мрачных мыслей. Засыпая, положив голову на плечо супругу, ей казалось, что все события прошлых дней – лишь злая иллюзия, которая хочет разрушить ее жизнь. Их жизнь.
Будто в насмешку над этими мыслями, Алистра проснулась посреди ночи, дрожа от холода. Олвина не было рядом. Оглянувшись, она увидела, что из-под закрытой двери ванной комнаты пробивается свет. Она провела рукой по левой щеке – ледяная – именно этой щекой она прижималась к мужу.
Из ванной донесся приглушенный хриплый кашель. Оливин, как мог, старался сдерживать его, скорее всего кашлял в платок или полотенце, но болезнь была уже сильна, и даже шум включенного крана не помогал.
«Не слишком ли я затянула, потакая своей прихоти?» - со страхом подумала Алистра, свернувшись под одеялом и отвернувшись от ставшей зловещей двери. Больше тянуть нельзя. У них не осталось больше времени.
Слезы подступили к самим глазам, но она их сдержала. Она слышала, как скрипнула и аккуратно закрылась дверь ванной, она ждала, когда его половина кровати прогнется под тяжестью его тела, он все не ложился. Но и из комнаты не выходил. Алистра лежала лицом к стене, и не могла видеть, что происходит, но она вся напряглась и отчаянно вслушивалась в ночную тьму. Ее сердце отчаянно колотилось о ребра, норовя выпрыгнуть из груди.
Вдруг ей показалось, что она услышала поскрипывание пластика, которым обычно набивают подушки, но кровать все еще оставалась пуста. Казалось, воздух дрожит от напряжения.
«Он взял в руки подушку и стоит надо мной», - пронеслась мысль в ее голове. Но все закончилось так же неожиданно, как и началось. Она услышала сдавленный вздох, и Олвин лег рядом с ней.
- Извини, дорогая, я, наверное, тебя разбудил, – он поцеловал ее в лоб холодными губами и отвернулся.
***
Самый тяжелый период в борьбе с болезнью был в начале эпидемии, когда вспышки заболевания никто не контролировал, позволяя перерастать им до финальных стадий. Первый месяц насчитывает одну сотню тысяч заразившихся и три сотни тысяч убитых. Это был самый кровавый месяц по отношению числа больных к их жертвам. В следующие месяцы число больных будет незначительно расти, но количество пострадавших стремительно падать.
Как правило, первыми жертвами становились семьи и соседи «вампиров». До сих пор, не установлено, влияло ли на выбор жертв знакомство в предыдущей жизни или это были первые, подвернувшиеся под руку люди.
В интервью, данным одним из взятых под арест зараженных, преступник рассказывал, что хотел убить именно свою жену, ту с которой прожил больше 20 лет.
«У тебя открываются глаза: люди – это мразь, населяющая нашу планету. Погруженные в свои переживания, они даже не могут оглядеться вокруг. Ты начинаешь понимать, что все чувства ложны: страх превращается в решимость, доброта в глупость, уважение в презрение, а любовь превращается в ненависть».
***
Утром Олвина не оказалось в квартире, а записка, оставленная на столе, говорила, что у него возникли срочные дела, но он скоро вернется.
Наверное, это было и к лучшему, она сможет подготовиться. Нужно собрать вещи, а главное, найти слова, чтобы объяснить, почему она хочет отменить запланированную за месяц до этого поездку, ради того, что бы спрятавшись ото всех, провести отпуск в их доме в лесу. Как же это тяжело, и как глупо. Он мог скрывать свою болезнь от коллег по работе и от своих приятелей, но Алистра почувствовала неладное еще две недели назад. И он это понимает. Они как будто заключили негласный пакт – не поднимать эту тему, ведь тогда на носу была их годовщина.
Олвин вернулся так же незаметно, как и ушел. Быстро юркнув в ванную, он даже не поздоровался с Алистрой. А, выйдя из своего укрытия, выглядел очень странно. Лицо озаряла таинственная полуулыбка, но плечи были опущены, будто под тяжестью какого-то груза. Тогда девушка не обратила на это никакого внимания, ее мысли путались, а все внутренние силы уходили лишь на то, чтобы голос не дрожал и звучал естественно.
К ее удивлению Олвин сразу согласился отослать назад курортные билеты и сегодня же уехать за город. Он улыбнулся и обнял девушку, и на этот раз его объятия были теплыми.
***
Как выяснили исследователи: самыми первые случаи заражения были зафиксированы в тюрьмах. Но тогда на них попросту не обратили внимания, списав кашель и агрессию на тюремные условия, и характеры заключенных.
Уже после того, как болезнь развернула свои черные крылья по всему миру, статистика показала, что в тюрьмах процент заразившихся (как среди преступников, так и среди надсмотрщиков) крайне высок.
Ученые не могут объяснить этот феномен. Лишь небольшая группа религиозных философов выдвинула теорию, что причиной, катализатором и топливом для вируса служат человеческие грехи. А, как известно, тюрьма – это сосредоточие грехов.
Эта теория не получила народного одобрения и сейчас ведутся ожесточенные дебаты ученых со сторонниками теории.
***
Работая в больнице, Алистре приходилось сталкиваться со многим. Но тот поток раненых и искалеченных, что хлынул к ним в первые месяцы эпидемии… так должен был начинаться Армагеддон. Конечно, еще больше работы досталось служащим крематориев и моргов, но Алистре хватило и того, что она увидела и на своей должности.
Ножевые ранения, удары тяжелыми предметами, тупыми предметами – складывалось впечатление, что в ход пускались любые предметы, попавшие под руку. Начиная ножкой от стула, заканчивая степлером. Все ранения были как минимум тяжелыми, больнице просто не хватало рук, поэтому приходилось использовать даже докторов, еще не закончивших обучение.
Так и Алистра попала в круговорот смерти, охвативший всю Землю. Поначалу было очень сложно держать себя в руках. Одно дело, когда в больницу раз в месяц привозят одного «тяжелого», которым занимается главных врач, а ты лишь мельком видишь застывшую маску боли и ужасные ранения, и совсем другое, когда с этим ужасом сталкиваешься лицом к лицу сам.
Конечно, она смотрела новости и знала, что все это сделали уже не люди или не совсем люди. Безумцы. Она старалась помнить об этом, но, даже повторяя эти слова как мантру, было невозможно смотреть на ужасные раны, все как один нанесенные с особой жестокостью.
Но ее знакомство с вирусом не ограничилось только пострадавшими от рук зараженных. Однажды ей удалось поучаствовать во вскрытии одного из больных, который умер собственной смертью, в одной из полицейских камер, – болезнь сожгла его.
Облысевшая голова, ввалившиеся щеки и потемневшие глаза делали его лицо похожим на обтянутый кожей череп. А тело не сильно отличалось от этого определения. Кожа плотно обтягивала костяной каркас. Можно было подумать, что этот человек умер после долгого истощения, но распахнутые черные глаза и скрюченные, будто в припадке ненависти, руки заставляли отказаться от этой идеи. Или возможно Алистра просто не могла забыть бесконечный поток искалеченных людей, которых поставляли в больницу вот такие нелюди, как тот, что лежал на столе.
При вскрытии в брюшной полости доктора не обнаружили никаких органов, кроме сердца, желудка и кишок, да и они выглядели какими-то высохшими, хотя одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что такое сердце могло работать как минимум за двоих. Так же были обнаружены другие аномалии: на верхних позвонках были замечены странные хрящевые наросты, а верхние клыки были заметно удлинены. Хотя такие аномалии изредка встречались и у обычных людей, но подобными наростами на спине и клыками во рту обладали все зараженные. Этот факт и дал пищу для народной фантазии, которая и придумала названия для неизвестного вируса.
Именно из-за того, что Алистра лицом к лицу сталкивалась с последствиями заражения вирусом и своими глазами видела, что зараза делает с телами больных, она и приняла то отчаянное решение.
Олвин любил жизнь. Любил наслаждаться каждым ее мгновением. Веселый, красивый, целеустремленный и жизнерадостный, перед ним открывались любые двери, в которые он только хотел войти. Сын богатого человека, он выбрал себе работу для души, а не для денег. Он стал художником, а не банкиром, как настаивал его отец. Это было одной из причин, почему Алистра без памяти полюбила его, как и многие другие женщины, которые сталкивались с ним.
Конечно, были у такой жизненной позиции и свои недостатки. Олвин любил брать от жизни все. И кольцо на пальце лишь немного умерило его любовный пыл. Да, он был бабником, и это не было секретом для его жены. Она знала за кого выходила замуж и была готова простить ему некоторые его прегрешения взамен на его любовь. И она прощала, а он любил ее. И хоть иногда она тихо плакала в одиночестве, но она точно знала, что любит он только ее, а редкие походы на сторону - лишь прихоть бурной молодости.
Она знала Олвина, знала каждую черточку его характера – понимала и принимала их. Именно поэтому, когда она поняла, что ее любимого одолевает страшная болезнь, она уже знала, что сам он ни за что не пойдет на последний шаг.
***
И хотя официальные структуры сообщали, что все попытки разгадать вирус и, как следствие, найти лекарство, пока потерпели крах, газеты и улицы пестрили яркими объявлениями об уникальных средствах, способных излечить от опасного недуга. Если, конечно, обратиться к ним вовремя.
Правительства боролись с такими шарлатанами как могли, но какие меры могут остановить людей перед жаждой наживы? Чуть ли не каждую неделю на тайных прилавках городов появлялись новые лозунги и новые объявления. Диеты, таблетки, мази, благовония и даже личные тренеры, изгоняющие болезнь по особой технологии тибетских монахов – все это можно было легко достать, если были деньги.
Последнее предложение было особенно популярно из-за странного слуха, будто один из названых выше монахов, сумел избавиться от болезни, медитируя и молясь.
***
Вот так всего за несколько минут Алистра вспомнила все события, предшествующие этой ночи. Мысли ее путались, а в заплаканных глазах отражалась душевная боль. В руках она сжимала ослепительно красивую брошь – символ их любви, символ их чувств и всего того, что их соединяло вместе.
Скорее всего, он понимал, почему она настояла на этой поездке. Но было странно, что он сразу же согласился. Алистра надеялась, что, тот понимающий и одобряющий блеск в его глазах не был плодом ее фантазии.
Еще по пути загород, Олвин попросил ее повести флаер, а сам, сославшись на тяжелое утро, уснул на заднем сидении. Во сне он сильно кашлял и что-то бормотал. Но она не разобрала ни слова. Да и отвлекаться от вождения было опасно, небо просто кишело флаерами, будто пчелами, встревоженными посягательством на их улей. Даже по воздуху путь до их дома был не близкий, и приехали они уже вечером.
Они сидели на подвесных качелях, стоящих на веранде, по привычке, как прежде, любуюсь закатом, пробивающимся сквозь кроны деревьев. Но Алистра не могла насладиться этим великолепным зрелищем. Все внутри нее сжалось от дикого напряжения. А заходящее солнце еще больше напоминало об уходящих минутах былого счастья. Видимо, Олвин тоже ощущал похожие чувства. Поэтому те минуты они провели в молчании на разных сторонах качелей, а не обнявшись как обычно. Между ними будто выросла стена.
- Извини… что-то мне не хорошо, я пойду еще не много посплю, – он поднялся и поцеловал ее лоб. – Завтра мы с тобой обязательно пойдем к озеру. Синоптики обещали жару, и, возможно, нам даже удаться искупаться.
Потом он ушел, оставив ее одну, прислушивающуюся к спору голосов сердца и разума. Спустя несколько часов, она осторожно вошла в спальню – Олвин крепко спал, сжимая в руке полотенце, на котором красноречиво виднелись кровавые пятна. Она достала из кармана уже наполненный шприц и осторожно вколола его содержимое ему в вену. Действуя тихо и четко, Алистра вышла из комнаты, так и не разбудив впавшего в тяжелый, болезненный сон мужа. Она ушла в гостиную и закрыла за собой дверь на защелку, и только после этого она позволила себе упасть на диван и разрыдаться.
Сердце говорило, что она только что убила своего мужа, свою любовь, но разум настаивал на том, что лучше так, чем увидеть, как болезнь перемелет возлюбленного и выплюнет искореженное и ужасное чудовище. Но девушка уже не слушала их, не могла слушать, она просто плакала, моля Бога, чтобы он, если не может прекратить этот кошмар, то хотя бы помог ей забыться.
Но слезы кончились, тоска и боль остались, а забытье все не приходило. В голову лезли странные мысли. Того количества препарата, что она вколола ему, должно было хватить наверняка. Он поможет Олвину уйти тихо и безболезненно. Алистра стала перебирать в уме все варианты, что она уже отбросила, обдумывая все на протяжении этих недель, вслед за этим ей представилась картина будущего, которое она только что убила. Ужасные картины развивающейся болезни, сменялись маловероятным излечением. От главного врача она слышала, что существует мизерный шанс на выздоровление. Правительства запретили разглашать эту информацию. Это знание могло подарить надежду, но разумом Алистра понимала, что у Олвина уже не было шанцев – его болезнь зашла слишком далеко. А картины их возможной светлой жизни – ложны. Скорее всего, он однажды убьет ее. Задушит подушкой во сне или изрежет ножом или… А может его схватят военные, которым сообщили о факте заражения. Хотя нет. У них отпуск. Медовый месяц, который они устраивали себе каждый год. А Олвину осталось не больше трех недель.
Эти назойливые ненужные мысли снова и снова возвращали ее к совершенному ею поступку. Ей хотелось плакать, но слез уже не осталось. Хотелось кричать, а больше всего хотелось найти себе оправдание или свалить все на другого. Конечно, ее не арестуют – любое вскрытие покажет, что она поступила правильно. Закон на ее стороне, но как примириться со своей совестью?
Продолжать дальше обсасывать режущие как нож мысли, было невозможно, и Алистра включила радио, в надежде, что голоса ведущих смогут помочь отрешиться от происходящего.
***
Сегодня в одном из богатых кварталов нашего города был обнаружен труп молодой преуспевающей модельера. Кетрин Норс убили в собственном доме, задушив пластиковым пакетом. Смерть предположительно наступила в районе девяти утра. Полиция утверждает, что это дело рук одного из «вампиров», но хладнокровный почерк говорит о том, что в доме действовал обычный человек. Может мы слишком много уделяли внимания проблеме вируса, что совсем забыли о существовании убийц среди обычного населения?
Мы не сомневаемся, что полиция будет продолжать настаивать на своей версии – ведь если она не оправдается - это будет первое «настоящее» убийство за три месяца. Так же возникают вопросы: не слишком ли много убийств списывают на вирус. И не пора ли вновь вносить в послужной список федеральных управлений убийства «вампиров»?
***
Радио тоже не принесло желанно успокоение. Услышав имя погибшей девушки, Алистра резко поднялась с дивана. Кетрин Норс. Да, это была любовница Олвина. Вновь в голове взметнулся целый рой мыслей, на этот раз более четких и осязаемых. Все кусочки головоломки складывалось, возникали из подсознания, складываясь в ужасную истину: Олвин убил ее.
Сразу же возникла злость на себя – она слишком долго тянула, откладывала, надеялась на чудо, и за ее слабость поплатился человек. Где-то в глубине зарождалась еще одна мысль, более ужасная, чем сам факт убийства. Но осмыслить ее Алистре не дали, ее прервал грубый стук в запертую дверь.
- Дорогая, открывай! – послышался искаженный голос мужа. – Я выспался и полон сил!
Последовал еще удар, от которого дверь заметно затрещала. Алистра громко закричала, сбрасывая с себя оковы оцепенения. Она быстро подвинула диван к двери, такое препятствие должно было задержать восставшего из мертвых Олвина. Нет! Нельзя так думать. Это уже не Олвин – не ее муж. Это чудовище, пришедшее убить ее.
Еще несколько глухих ударов обрушились на дверь, но импровизированная баррикада выдержала, и за преградой послышался приглушенный крик, полный злобы. Алистра тихо всхлипывала, дрожа от страха, но новых ударов все не было. Куда он пошел? Или сидит под дверью, ожидая, когда она выйдет? Неожиданно в доме погас свет, и радио, выплюнув последние слова, замолкло. Через два окна в комнату проникал свет полной луны.
- Открывай, сука! – его голос больше напоминал звериное рычание, в которое едва угадывалась человеческая речь. – Я все равно до тебя доберусь!
Невероятным усилием Алистра сумела сдвинуться с места. Нужно найти оружие, нужно защищаться. Она начала судорожно откручивать ножку от стула, и не заметила, как в лунном свете одного из окна возник черный силуэт. Звук разбивающегося стекла заставил ее поднять голову, и она увидела, как в окно влезает, то, что осталось от ее мужа. Худой и бледный, казалось его кожа почти просвечивает в лунном сиянии. Волосы спутались и испачкались, падая на лицо грязными комьями. Он широко улыбался, и сквозь эту кривую ухмылку блестели едва заметно увеличенные клыки. Он был ужасен, это был не Олвин. Эта тварь сожрала ее мужа!
- А вот и я, – прохрипел он, делая шаг к ней. Разбитое стекло скрипело под его босыми ногами и впивалось в кожу, но он не обращал на это внимания.
Девушка хотела закричать, но крик застрял где-то в горле. Она пятилась прочь от монстра.
- Куда же ты!? – взревел он и одним прыжком оказался рядом с ней. Схватив ее за волосы, он рывком поднял Алистру на ноги. Он с размаху ударил ее по лицу, но потом его внимание привлекла брошь, лежащая на столе. – О, я вижу тебе понравилась мой подарок. Ты знаешь сколько я на него потратил!? Все ради тебя! А ты только и думала о том, что я иногда развлекался с той шлюхой! Ты неблагодарная стерва!
Она почти не понимала его. В ушах звенело, губы были разбиты, но в этот момент она смогла сформулировать тот страшный вопрос, который ускользнул от нее, когда она услышала новость по радио.
- Почему!? Почему ты первой убил ее, а не меня!? – на мгновение в его глазах появилось понимание, дикая боль, переходящая в ужас. Он отпустил Алистру и, глядя на свои окровавленные руки, отступил на шаг.
- Прости меня, я те… - начал он, но запнулся, и его глаза вновь заволокла пелена ненависти. – Я тебя ненавижу, и мне было куда приятнее убивать ту грудастую дуру.
Да, она успела почесть в его глазах, именно то, что хотела. И это придало ей решимости и сил. Она отомстит за своего мужа. Не помня себя, девушка кинулась на монстра забравшего ее любимого человека и со всей силы толкнула в сторону подвала. Дверь с грохотом раскрылась и Олвин, полетел в темноту погреба.
Теперь она точно знала, что завершила дело до конца. Ей хватило духу, вооружившись свечой и пистолетом, который они прятали в доме на всякий случай, спустить в подвал. Монстр лежал без движения, но Алистра дрожащей рукой выстрелила ему в голову, чтобы исключить любые неожиданности.
Потом она поднялась наверх и долго плакала. Она оплакивала свою любовь, но сейчас ее не мучили тревожные мысли – она прочла ответы на все свои вопросы в одни короткий миг в его глазах. Рядом на столе лежала брошь, тускло поблескивающая в свете пламени.
В открытое окно комнаты влетела бабочка, покружила, заворожено вокруг пламени свечи, потом ее крылышки вспыхнули, и она мертвая упала на стол…
