Жажда…
Предисловие
Глубоко в чреве Аркхема стоял неприметный коттедж. Живая изгородь искусно скрывала подробности частной жизни от любопытствующих глаз. Но листья не могут скрыть всего. В последние дни любого прохожего от новенького строения отпугивал почти могильный холод, исходящий из самого сердца покинутого жилища, и пугающие чёрные глазницы пустых окон. Дом не был заброшен, никто не выставил его на продажу. От него более не веяло магией: все барьеры и артефакты исчезли, словно их никогда и не было. Коттедж пугал лишь всеобъемлющей аурой одиночества.
Если бы рядом оказался владелец самых любопытных глаз, самых ловких рук и самых быстрых ног, то он, возможно, решился бы забраться внутрь, преодолевая дрожь в коленках. Тогда хитрец, наверняка, наткнулся бы на аккуратную стопочку бумаги, лежащую на кофейном столике в чёрной гостиной. Дав глазам привыкнуть ко тьме, пришелец смог бы разглядеть стройные ряды скрупулёзно выведенных букв, начертанных на бумаге. И если бы мёртвая тишина не помешала ему унять бешеный стук крови в ушах, он, несомненно, смог бы прочесть эти записи, принадлежавшие перу неожиданно исчезнувшего владельца.
***
Здравствуй, тот, кто открыл потаённые дверцы моей души. Здравствуй, любопытный, здравствуй тот, кто не ценит приватность и не уважает моих чувств. Здравствуй тот, кто пытается понять меня. Здравствуй никто. Сейчас, оглядываясь назад и с недоумением глядя в будущее, я могу с уверенностью сказать только одно: мир сошёл с ума. Поэтому свои письма я начинаю именно с этой незамысловатой истины.
Письмо первое. La folie du monde (безумие мира).
Каждый день, который я помню, я задавалась вопросом «почему?». Почти тем самым детским вопросом, который зажигается в глазах невинного ребёнка всякий раз, как он оглядывает мир. «Почему я здесь и сейчас?», «почему я – это я?», «почему я жива?», «почему я безумна?», «почему я хочу жить?», «почему я хочу умереть?», «почему я люблю?» - эти вопросы никак не желали выходить у меня из головы. Тем временем, мир продолжал жить своей собственной суматошной жизнью. Страшно представить, сколько событий происходит ежесекундно. Сколько существ рождается и умирает, пока я пишу эти строки? Сколько зарождается чувств? Сколько формируется мыслей? Сколько вещей создаётся и уничтожается руками кого-то? Мир слишком велик для меня. Слишком велик и сложен. Я никогда не понимала его и вряд ли когда-либо смогу понять. У меня отняли нечто очень важное. Кто-то выбил почву у меня из-под ног. Кто-то забрал мою память, а вместе с ней – меня саму, моё сердце, мои устремления. Я смогла лишь уцепиться за жалкое первобытное желание жить. Им я дышу, ради него бьётся моё сердце. Если бы не инстинкт самосохранения, я бы не могла вставать по утрам, не могла бы выполнять свою работу. Есть ли в этом мире то, чего я желаю? Я… до сих пор в неведении. Мои желания больше похожи на выдумку, чем на реальную необходимость. Просто так положено – чего-то желать. И я желаю: крови, плоти, денег, чувств, внимания и многого другого. Просто потому, что так устроен мир.
Безумна ли я? Возможно. Но мир безумен гораздо больше. Разве может что-то быть настолько прекрасным и безобразным одновременно? Какое божество создало этот феномен, полный парадоксов? На эти вопросы разумные существа всегда стремились найти ответы. Кто-то говорит, что наш мир не был бы таким интересным, если бы в нём не сосуществовало столько противоречий. Я до сих пор не решила, соглашаться ли с таким высказыванием. Потому что для меня мир почти не существует. Я чувствую себя неудавшейся моделью разумного существа, которую не смогли вписать в мироздание.
Если я безумна, являюсь ли я изъяном или достоинством этого безумного мира?
Письмо второе. Le secret de trois ames (секрет трёх).
Моё несовершенное, разрушающееся тело есть не что иное, как тюрьма для трёх существ. Их можно назвать тремя ипостасями, тремя гранями моей личности или же тремя осколками прошлого, настоящего и будущего. Я просто знаю, что они есть, потому что они – часть меня. Точнее, они – это я. Как бы они ни были поняты другими, для меня они всегда останутся Гайде, Голосом и Тьмой.
Тьма родилась гораздо раньше меня. Возможно, даже раньше, чем моё тело. Я не смогу назвать её спасителем, ибо она слишком часто пытается разрушить мою жизнь. Однако, она и не мой враг, потому что лишь она способна спасти меня в самые критические моменты. Что она? Инстинкт? Опыт? Цинизм? Я никогда не смогу рационально проанализировать её феномен. В моём понимании, Тьма – психованная сука, не желающая замолкать тогда, когда мне нужно подумать. У неё нет привязанностей, она не способна любить, она не боится даже смерти, но всегда спасает меня от неё. Выпускать её на свободу слишком опасно. Она любит боль – свою и других существ, – её опьяняют страдания, страх, ненависть. Она – то, чем я боюсь в полной мере стать. И всё же она необходима, потому что невинные ангелочки не смогут выжить в безумном мире.
Голос появился чуть позже Тьмы, но он знает и помнит о временах, которые скрыты от меня. Он – единственная часть меня, которую можно назвать рациональной. Однако, он также саркастичен и крайне циничен. Он более хладнокровен и не страдает от привязанностей. Он – то, что позволяет мне стоять на ногах. Возможно, именно к образу Голоса я стремлюсь. Я никогда не говорю Голосом, это Голос говорит мной. Странно звучит.
Гайде – ребёнок, связанный с настоящим и будущим. Она родилась тринадцать лет назад. Она – в большей степени я, чем Тьма и Голос, потому она носит такое же имя, как моя «мирская» жизнь. Гайде наивна, она хочет любви и признания, она хочет ласки и защиты. Гайде слаба и не способна выжить. Гайде капризна и романтична, она умеет творить и заботиться о своих творениях. Именно Гайде имеет шансы быть любимой. Но Гайде не может жить без поддержки Голоса и защиты Тьмы. А это значит, что она никогда не познает тепло чужих чувств. Она навсегда останется изгоем, жалкой куклой, что плутает во тьме.
Письмо третье. Mes anniversaires (мои дни рождения).
Я знаю, что была рождена трижды. Но мне никогда не узнать, какое из моих рождений имеет наибольшую ценность для безумного мира.
Первый раз я появилась на свет так, как заложено природой – из лона матери. Я не помню свою мать. Лишь иногда в моём сознании мелькает образ красивой женщины лет сорока с печальными глазами. Я похожа на свою мать, но глаза у нас разные. Смотрю ли я на мир наследием отца? Это мне неизвестно, потому что отец никогда не появлялся в обрывочных воспоминаниях. По крайней мере настолько, чтобы я смогла его различить. Была ли я хорошей дочерью? Была ли я хорошим человеком? Этого мне уже никогда не узнать.
Второй раз я родилась в объятиях инкуба, получив новую жизнь через его белоснежные клыки. Своего второго Отца я тоже почти не помню. Но он был со мной невероятно долго. Я жила ради него и, возможно, умерла ради него. В этом есть доля иронии. Я предала человеческий род и своих родителей, став вампиром, а через много сотен лет я предала своего Отца и Мастера, вынудив его убить меня. Теперь я знаю, что именно он убил меня. Я чувствую это сердцем. На моём языке всё ещё пляшут оттенки вкуса горечи разочарования.
Моё третье рождение противоестественно ещё больше, чем второе. Оно показало всё уродство моей натуры. Я родилась в смерти, родилась, будучи падалью – гниющими кусками мяса, не обладающими сознанием и волей. Возможно всё, чем я могла гордиться в прошлой жизни, - моя красота. Зная это, Он отнял её у меня. Но не только её. Самой страшной потерей была моя личность. С ней ушло всё, чем я являлась, с ней ушёл тот, кого я любила. Какой страшный проступок нужно совершить, чтобы удостоиться подобного наказания? Ныне ответ известен лишь моему Отцу и Палачу.
Письмо четвёртое. Qui Moi? (кто я?)
Я существо, состоящее из трёх неполноценных личностей. Моё тело разрушается, всё больше отдаваясь смерти. Я блуждаю в безумном мире, не понимая, чего хочу на самом деле. Я была рождена трижды и трижды мне суждено умереть. Кто же я? Возможно, не более чем сломанная кукла, по ошибке выброшенная на свалку, что зовётся жизнью.
Письмо пятое. Le but... (цель).
У каждой игры есть правила. Главным в любом своде правил является достижение определённой цели. Безумный мир вокруг нас – игра, созданная извращённым умом. Каждый игрок обязан следовать правилам и стремиться к поставленной цели.
После третьего рождения мне понадобилось около семи лет для того, чтобы понять эту простую истину. Но понимание правил игры не приводит к умению играть. Я до сих пор упускаю один очень важный пункт – цель. Каждый день я ищу то, к чему желала бы стремиться, и каждый день боюсь того, что случится, когда я достигну желаемого. Кем я стану, когда выполню условия игры? Вновь сломанной куклой? Или же совершенно иным существом. Что вообще делают люди, когда достигают намеченного? Я бы пожелала умереть. Вот уже чёртову дюжину лет я не могу определиться, в какую сторону мне идти. Если однажды я смогу решить, то идти буду очень медленно. Ведь если цель достигнута, зачем жить дальше?
За мою короткую жизнь у меня было очень много целей, к которым я стремилась лишь потому, что так надо, на автомате. Вначале я должна была научиться ходить и говорить, затем я должна была найти себе дом, вспомнить профессию, зарабатывать на жизнь. Я хотела жить, потому что жизнь необходима всем, потому что большинство существ, окружающих меня, тоже хочет жить. Чтобы выжить в теле, уже принесённом в жертву на алтаре смерти, я искала Мастера. Пожалуй, я искала идиота, обладающего большой силой. Почему идиота? Потому что Мастер, которого природа наградила хотя бы несколькими каплями рассудка, никогда не примет меня в семью.
Я всегда стремилась к чему-то потому, что это было логично. Эти цели диктовали мне правила мира. Но в собственных желаниях я не смогла разобраться. Я хочу быть чьей-то рабыней и хочу править, я хочу любить и быть любимой, но не считаю это возможным, я хочу восхищать и ужасать… Хочу ли я всего этого? В конце концов, есть ли у меня цель?
Письмо шестое. Mon Maitre (мой Хозяин/Господин).
Мастер, я знаю, что любила вас. Знаю, что вы были для меня всем. Я знаю, что вы никогда не любили меня и никогда бы не смогли полюбить. Я знаю, что была слишком самонадеянна, слишком ревнива, слишком высокомерна. Я знаю, что разочаровала вас. Но я не знаю вас, не помню. Возможно, именно это вы желали отнять у меня. Вы хотели причинить мне боль, хотели стереть меня. Вы вырвали моё сердце, мою суть и выбросили оболочку. И я знаю, что виновна в этом. Знаю и не могу простить себе.
Что я значила для вас? Кем я была до вас? Кем я была ради вас? Я бросаю эти вопросы в никуда и не жду ответа. Вы покинули меня, чтобы никогда не вернуться. И я вынуждена жить в той реальности, которую создала сама.
Когда-то больше всего на свете я хотела быть вашей рабыней. Вашим орудием, инструментом, тем, на кого вы можете положиться. Была ли я тем, кем хотела быть? В момент, когда вы приняли решение избавиться от меня, кольнуло ли сердце, мерно бьющееся в вашей груди? Что вы чувствовали?
Я чувствую, как идут часы моей жизни. Стрелки медленно ползут к последней отметке. До неё осталось не так уж много времени. Эта жизнь – моё заключение, моя расплата за проступки. Мастер, вы дали мне возможность осознать своё преступление. Пусть я не помню о нём, смотря на себя сейчас, я осознаю, насколько ужасным оно было.
Письмо седьмое. L'avorton (ублюдок).
На моём пути мне попалось немало ублюдков. Одни были просто противны, другие использовали меня в своих целях. Временами мне казалось, что весь безумный мир состоит из ублюдков разных видов и сортов. Самым неприятным было то, что большинство из них обладали возможностью прервать мой путь в никуда. Проще говоря, все они портили мне жизнь. И все были моей Едой.
Первым ублюдком в моей жизни был колдун, превративший ту груду мяса, которой я была при рождении, в нечто, напоминающее гуманоида. Я не знаю его имени и плохо помню черты лица, но он вызвал во мне первые чувства – ненависть и отвращение. Я знала его, уже очень давно знала. И он не был тем, кого я хотела увидеть первым.
Несмотря на изобилие ублюдков, сейчас на мою судьбу может повлиять только один – колдун с огненной кровью. Колдун, которого я встретила совсем недавно. Я чувствую его дыхание на своём затылке, слышу его голос, словно бы воочию вижу его ехидную усмешку. Его, как минимум, можно назвать королём ублюдков. И если мне дано право выбирать, я не желаю, чтобы именно он прервал мою жизнь.
Вряд ли ты услышишь меня, колдун, но я всё равно скажу. Не тебе связывать мне руки, не тебе перерезать мне глотку, не тебе слушать мой последний вздох, не тебе смотреть в мои остекленевшие глаза. Кому угодно, но не тебе. Такого подарка ты не заслуживаешь.
Письмо восьмое. La peur (страх).
Мне не единожды пришлось испытывать страх, но некоторое время назад меня посетил леденящий кровь ужас. Я встретила того, кого хотела назвать Едой, но с кем никогда не смогла бы сравняться по силе. Когда его кровь растекалась по моим жилам, я чувствовала себя так, словно она захватывает меня миллиметр за миллиметром. Каждый сосуд в моём мертвом теле испытал на себе могущество того, кто позволил моим клыкам впиться в свою руку. Он показал мне то, что лежит за гранью. Он тоже был там. Он знал о мире гораздо больше, чем когда-либо узнаю я.
Что послужило причиной? Почему он отдал свою кровь мне? В уголках его глаз я видела интерес к моей Жажде. Он смотрел на меня так, словно его никогда не желал Голод. Его кровь была холодной, в его жилах текла очень сильная магия. И он был одним из тех, про кого я не желаю знать правду. Он слишком опасен, он слишком силён. Встреча с ним помогла мне понять, что такое истинный Страх.
Письмо девятое. La soif (Жажда).
Жажда – единственное во мне, что никогда не вызывает вопросов. Она приходит ко мне, когда я голодна. Она приходит каждое утро и каждый вечер. Она избирательна, она имеет собственный вкус, она любопытна. Жажда различает тончайшие запахи, она способна видеть людей насквозь. Жажда позволяет мне жить и находить пищу. Жажда отражает моё истинное состояние. Она – очень важная моя часть.
Недавно, Жажда изменилась. Я больше не могу пить холодную кровь, не важно, синтетическая она или настоящая. Меня тошнит от одной мысли о красной прохладной жиже, скользящей по языку. Но эта перемена не единственная. Кровь живых, окружающих меня, всё меньше привлекает мою Жажду. Что-то произошло внутри меня, в моём теле. Что-то, что мешает мне есть.
До этого момента остался лишь один живой, крови которого я желаю. Мой Голод сходит с ума, едва заслышав мелкое о нём упоминание. Для моего тела, для моего сердца, для всей меня он – особенный.
Письмо десятое. Mon amour (Любовь моя).
Нам свойственно искать любовь. И хотя в прошлых жизнях я наверняка любила многих, сейчас во мне зародилось совершенно новое чувство. Я погрузилась в него с головой, забыв обо всём. Сейчас только оно имеет значение. Только эта любовь и тот, на кого направлено чувство.
Наше знакомство было таким же неправильным, как и вся моя жизнь. Я была голодна и назвала его Едой, но позже он стал чем-то большим. Я желала, чтобы каждая клетка его тела принадлежала мне, чтобы он думал обо мне, мог видеть только меня. Как всегда, я была жестоким, эгоистичным ребёнком.
Я мучила его всеми известными способами, не зная, какую преследую цель. Я унижала и наказывала ни за что. Я хотела все возможные его чувства сосредоточить на себе. Стать центром его мироздания. Мы играли в игру с очень жестокими правилами. Дни и ночи этой игры больше походили на кошмар для нас обоих. Но рано или поздно приходится проснуться.
Он ушёл, оставив мне сомнения в себе и в нём. Ушёл туда, где был нужен. Ушёл от той, кого не приглашал в свою жизнь. И лишь после его ухода я поняла, насколько люблю его. Пусть внутри меня даже это чистое чувство извратилось, пусть я с таким трудом понимаю, что такое любить. Я просто люблю его. Ведь даже у сломанной куклы есть право любить.
Мне неизвестно, полюбит ли он меня в ответ. Мне неизвестно, вернётся ли он. Если вернётся, то с какой целью? Уничтожить меня? Остаться со мной? Я согласна умереть от его руки, согласна принять любое чувство, которое он может мне предложить, будь то любовь, ненависть или отвращение. Безразличия я пережить не смогу.
Я боюсь того, что сделаю, увидев его вновь, но жду этой встречи, затаив дыхание. В нём – моё будущее, все мои надежды. Даже если он окажется сказкой, видением, реальностью, которую я придумала для себя.
Ради тебя я готова измениться, ради тебя я разберусь в себе, ради тебя я пойму себя, ради тебя я откажусь от прошлого и будущего. Лишь бы вновь, хотя бы один раз увидеть тебя, Ф…
***
Эпилог
Десятое письмо так и осталось незаконченным, оборванное на первой букве имени того, к кому были обращены последние слова. Лишь гораздо ниже, мелким почерком, в спешке, девушка успела нацарапать: «Он идёт. Я чувствую его силу даже сквозь дверь. Кто-то из прошлого. Кто-то, в чьих руках может оказаться моя судьба…».
