Ресурс временно закрыт.
Писать ни на форуме, ни в комментариях нельзя, но все материалы все еще доступны для просмотра.
Новый сезон игры будет проходить на другом сайте. Встречайте новое развитие сеттинга МЦН!
Если вы хотите узнать тайны прошлого темного мира, увидеть времена, когда планета еще не была окутана покровом темных туч и ощутить атмосферу средневековья - присоединяйтесь к нам!
Он прижал уши и выгнул спину, тихонько, почти жалобно зарычав. Рык его не был похож на грозные голоса больших, но он продолжал издавать эти смешные звуки в надежде, что его оставят в покое. Рана на ноге саднила и кровоточила. Он чувствовал, как яд боли растекается по телу, с каждым мгновением захватывая под свою тиранию всё большее пространство. Однако сейчас он не мог заняться лечением: прямо перед ним находился источник повышенной опасности. И имя ему «человек». - Вот шустрёныш! - Деда, поймай его, деда! Ему же больно! – ангельское веснушчатое создание с огромными зелёными глазищами, особенно выделявшимися на худеньком личике со впавшими щеками, возбуждённо переминалось с ноги на ногу, наблюдая за пожилым мужчиной, загнавшим маленького раненного лисёнка в овражик и пытавшимся поймать его. - Тише-тише, бурый, - успокаивал лисёнка дед. – Айда ко мне, айда. Чай не обижу. Ты смотри, Мей, смотри! Рычит ведь, подлёнок, рычит! - Это потому что ты, деда, страшный! – пищала девчушка, размахивая руками. - Это чего ж я страшный, Мей? А ты, бурый, спокойно. Иди к Манфреду на руки, иди. Не обижу, поверь бурый, не обижу. Лисёнок уже было собрался цапнуть назойливого большого двуногого за протянутую ручищу, но, почуяв странный приятный запах, исходящий от него, помедлил и тут же оказался в плену. Он начал бить лапками, вырываться, шипеть и недовольно порыкивать. Изредка из пасти вырывался болезненный скулёж. Частые беспорядочные движения разбередили свежую ранку. - Вот подлёнок! – рассмеялся Манфред, держа лисёнка на вытянутых руках. – Маленький бурый подлёнок! Не бойся, мы тебя подлечим. Давай, Мей, в мешок его, - велел мужчина внучке. - Чего ж в мешок-то, деда? – возмутилась девочка, продолжая скакать, но уже не на месте, а вокруг «виновников торжества». – Он тебе за это спасибо не скажет. - А так покусает, - возразил Манфред. – Не спорь, давай мешок. Мей ещё немного повредничала, не спуская зелёных глазищ с напуганного до смерти бурого лисёнка, но всё же протянула деду заготовленный мешочек да свою ленту, чтобы перевязать.
***
Если в деревне кто-то говорил, что не знает Манфреда, все тут же видели в нём неместного. Знать дедушку Манфреда было не столько обязательно, сколько неизбежно. Манфред слишком много сделал для деревни и для её жителей, чтобы хоть один из них мог пройти мимо седой косматой макушки краснощёкого пожилого мужчины, с мальчишеской улыбкой шагающего по дороге. Прогуливался ли Манфред или шёл по делам, весь путь его превращался в череду бесконечных «здравствуйте» и «как поживает дедушка Манфред и его зеленоглазая Мей?». Манфреда уважали взрослые, побаивались шалопаи-мальчуганы, тепло любили маленькие девочки и почтенно кланялись редкие представители властей, заезжавшие в пограничную деревеньку исключительно по важным делам. Манфред не был ни аристократом, ни воином, ни богачом. Достаточно сказать, что Манфред был просто Манфредом, а быть им не так-то легко. - Что в мешке несёшь, зеленоглазая Мей? Девочка подняла своё насупившееся личико на долговязого мальчишку, что сидел на заборе и так завидно жевал яблоко, наверняка украденное из сада полоумной старухи, что явно нарывался на драку. - Не твоё дело, Геласий, - буркнула Мей, потеснее прижимая заветный мешок к груди. – И шёл бы ты домой, не то старуха Цецилия тебя снова побьёт палкой. И не будь я Мей, если не приду на это посмотреть! – гордо выпалив последнюю фразу, девчушка прибавила ходу по направлению к центру деревни. - Злюка ты, Мей, - опасливо озираясь по сторонам, заключил Геласий. - Дурак, - прошептала та себе под нос. Стоит заметить, что Мей не приходилась Манфреду ни родной внучкой, ни дочкой, ни даже племянницей. Пять лет назад Манфред подобрал исхудавшую девчушку в лесу. Похоже, она долгое время прожила совсем одна, кое-как перебиваясь ягодами и грибами. Мей тогда почти не говорила, отказывалась есть то, что предлагал ей дедушка, и никогда не спала на кровати, предпочитая забираться на чердак или вовсе лезть в курятник. Когда дикость, наконец, выветрилась из зеленющих глаз Мей, Манфред понял, что спрашивать девочку о прошлом бесполезно. Под его опеку попал ребёнок, словно чистый лист, лишённый каких бы то ни было записей. Поначалу в деревне чужачку звали «подкидышем» или «дикаркой», но под влиянием авторитета Манфреда даже самый распоследний забияка стал именовать зеленоглазую «цветком боярышника» или попросту Мей. - Деда! Деда Манфред! – Мей влетела в дом, пыхтя и всеми силами стараясь приструнить прыгучий мешок, шлёпая босыми ногами по старым деревянным ступенькам. - Принесла, голуба? – улыбался мужчина, раскладывая на столе какие-то совершенно таинственные для девчушки травки, приправки, отвары да тряпочки. – Давай его сюда, - добродушно разрешил он, указывая на мягкий серый платок на столешнице. Мей недоверчиво поозиралась по сторонам, словно бы в ожидании, что прямо сейчас в дом влетит Геласий и отберёт у неё драгоценную ношу. Видимо решив, что никакая опасность таинственному мешку не угрожает, девочка осторожно положила его на указанное место и пригнулась, уткнувшись веснушчатым носом в край столешницы и наблюдая за ловкими действиями дедушки Манфреда. Старик развязал мешок, придерживая пальцами узел и не позволяя «содержимому» выбраться на свободу. Затем он начал осторожно разжимать хватку. Из матерчатой пещерки сначала появился длинный чёрный нос, опасливо принюхивающийся, постепенно вылезла голова юркого лисёнка, а вскоре и весь «подлёнок» расположился на злополучном платке, сжавшись в пугливый, дрожащий комочек. - Деда, ну страшно ж ему, страшно! – воскликнула девочка жалостливо. - Страшно, а кто сказал, что не страшно будет? – Манфред проверил повреждённую лапку лисёнка, сердито нахмурился и потянулся за какими-то крупными листьями, название которых Мей никак не могла запомнить. – В капкан попал подлёнок наш. Хорошо, что только краем лапу зацепило. Капкан на животинку побольше лисицы поставлен был. Попади туда малец, напополам бы перекусило. Раздался громкий писк и скулёж. Манфред удивлённо оглянулся на своего пациента. - Ты смотри, зеленоглазая Мей! Понимает. Умный лис… - Листвик, - неожиданно заявила внучка. Весь её вид говорил о том, что рассматривать возражения она не собирается. - Ну Листвик, так Листвик, - буркнул Манфред себе под нос, старательно сохраняя на лице угрюмое выражение. – Только куда ж мы ещё одну животину? Чай не дворец…
***
Листвик ужом юркнул под крыльцо и притаился между дырявым ведром и старыми башмаками Мей, которые девочка закинула туда ещё прошлой осенью и всё никак не могла найти, предпочитая босоножить по деревне. Страх и агрессия начисто стёрлись из маленьких умненьких глазок лисёнка. Он давно освоился во дворе своих спасителей, приучился не давить кур, даже подружился с местным выводком кошек, а у десятка маленьких дворовых щенят стал почти своим. Лапка благополучно зажила, но зверёк не торопился покидать людей. Неведомое доселе чувство заставляло Листвика держаться поближе к маленькому непоседливому человеку, от которого приятно пахло цветами, и к большому мужчине, по запаху больше напоминавшему дремучий лес, чем представителя двуногих. Листвик научился тонко различать перемены в настроении сожителей, приходя к пониманию, что они считают верным и неверным. А ещё Листвик наконец-то чувствовал себя в безопасности. И не важно, прятался ли он под крыльцом, нежился в мозолистых ручках Мей или мешался под ногами Манфреда. Даже крохотное сердце Листвика могло ощутить душевное тепло и доброту, что исходила от деда с внучкой. - Если бы это был кто другой, а не ты, Манфред, я бы сказала, что на старости лет ты выжил из ума! Листвик прижал ушки к голове и осторожно выглянул из своего укрытия. Молодая женщина, прекрасная в своей гармоничной полноте, сияющая от здоровья, рдевшего на пухленьких щеках, добродушно улыбающаяся своими нежно-розовыми губами и словно бы сердито глядящая на Манфреда ясными серыми глазами. Длинные насыщенно-каштановые волосы её были заплетены в косу толщиной с ручонку Мей. Но особого внимания заслуживала не сама женщина, а взгляд старого Манфреда на неё. И без того гордый мужчина, казалось, ещё больше распрямился и возвысился, его лицо кривилось в странном подобии смущённой мальчишеской усмешки, а руки постоянно что-то теребили. - Зачем ты тащишь столько зверья в дом? Или зеленоглазая Мей хочет устроить здесь ещё один Чёрный лес? – женщина поставила большую корзину с травами и ягодами на дорожку перед крыльцом, выпрямилась и устало вытерла пот со лба. – Цецилия сказала, что в следующем году будет плохой урожай. Не прокормишь ты свою ораву! - Наина, - грустно вздохнул Манфред, покачивая головой. – Не думаю, что есть смысл слушать эту слепую старуху. Была она помоложе, так ещё смыслила чутка в гадании на погоду, а теперь может только мальчишек от грушевых деревьев гонять. - Попомни мои слова, Манфред, - погрозила пальцем Наина, - не пройдёт и года, как ты взвоешь от своего зверинца. Пусти животину на свободу. Они там родились, там их место. Домашняя скотина и дворовые собаки – это одно, но ни сов, ни змей, ни лис ты на своей старой спине не вытянешь, - выпалив последнюю фразу, женщина развернулась, чтобы уйти. - Не такая уж и старая у меня спина, - обиделся мужчина. – Я с твоим отцом деревню эту строил. Коли хватило сил на это, пару зверят я как-нибудь прокормлю. В ответ Наина лишь заливисто смеялась, а Манфред, красный до корней волос, уселся разбирать принесённые ею травы. Листвик напоследок понюхал воздух и, насмешливо фыркнув, вновь забился под крыльцо, продолжая своё дневное наблюдение за окрестностями.
***
- Да не прижимай ты уши, Листвик! – хлопотала вокруг зверёныша Мей. – Геласий, твоя беззубая рожа на него плохо действует! – она недовольно топала ножкой. - Зубы скоро вырастут, - похвастался мальчуган. – Зеленоглазая Мей, бросай свою зверюгу. Старуха Цецилия готовила сегодня грушевый пирог. Я запах почуял ещё от мельницы. Пошли! - Ты думаешь, что если придёшь со мной, тебя угостят пирогом, воришка? – фыркнула девочка, баюкая лисёнка в руках. – Если нам захочется пирога с грушами, мы с Листвиком пойдём сами, - деловито заявила она, собираясь уйти. Геласий схватил подружку за руку и замотал головой. Глаза его неожиданно посерьёзнели. Насупившись, мальчуган упрямо цеплялся за запястье Мей. - Ну не надо так, Мей, я же по-хорошему с тобой! - Когда перестанешь так себя вести, и я к тебе с добром пойду. Вырвавшись из цепкой хватки Геласия, девочка бодренько ускакала вниз по улице. Тому отчего-то показалось, что даже Листвик смотрит на него с издёвкой.
Листвик играл в прятки сам с собой и со всей деревней одновременно. Он то прижимал уши и прятался в ворохах тряпок на руках у Мей, то вновь выглядывал и довольно порыкивал на каждого прохожего. Раньше Листвик боялся людей, но в объятиях Мей двуногие неожиданно перестали быть страшными. Лисёнок даже начал любить назойливый шум и запахи, что наполняли большие поселения. Чуткие уши могли различать и хрюканье домашних свиней, и крики торговок, и ругань старухи Цецилии с Геласием, что всё-таки забрался к ней в окно за грушевым пирогом. В нос же били ароматы трав знахарки, вонь скотного двора, запах песка и соломы в сарае мельника, но над всем этим витал самый приятный и родной аромат цветков боярышника, исходивший от зеленоглазой Мей. Листвик сам не заметил, как уснул. Ему снился Чёрный лес и Глухое болото, нора под бычьим дубом, где он родился и страшный грохот, что издавали большие железные палки в руках дурно пахнущих двуногих. Листвик всё бежал и бежал подальше от грохота и запаха крови, подальше от двуногих, сшибавших даже деревья на своём пути. Когда Листвик вернулся к своему дому, то нашёл лишь кровавые следы, да поломанный капкан, чудом не лишивший лисёнка жизни. От дуба остались лишь щепки, а норы оказались изрыты охотничьими собаками. Так и остался Листвик погорельцем, поскуливающим от боли в лапе, да смирно ждущим скорой смерти. Если бы не Манфред и Мей…
***
- Деда Манфред, холодно мне, - пожаловалась девчушка, кутаясь в шалочку и потирая ручонки. – Так ужасненько холодно, деда. - Совсем ты слабая к зиме стала, - вздохнул мужчина, подгоняя девочку к дому. – Давай, сейчас Манфред даст тебе отвару, и глаза у тебя снова зазеленеют. – Он улыбался, но выглядел необычайно обеспокоенным. - А Наина придёт сегодня? – шмыгая носом, беспрестанно вопрошала Мей. Манфред нахмурился ещё сильнее, поднял воспитанницу на руки и внимательно вгляделся в её глаза. - Придёт. Наина обещала принести тебе ягод из Чёрного леса, - тихо приговаривал мужчина, прижимаясь лбом к голове Мей. - Холодно мне, деда… - совсем тихо пискнула девочка. Падая в полусон-полубред, она повторяла злополучный вопрос. – А Наина придёт сегодня?.. Наина хорошая, но деда старый, а Наине детей надо… она красивая. Интересно, а Наина придёт сегодня? Манфред со всех ног кинулся к дому, сжимая в объятиях Мей. Девочку била лихорадка, её бросало то в жар, то в холод, а белки глаз приобрели неприятный жёлтый оттенок. На пороге их поджидала взволнованная Наина, тяжело дышавшая после быстрой ходьбы. Её тяготило состояние Мей, резко ухудшившееся за последние дни. Манфред предполагал всякое, от холеры и тифа до горячки, потому настаивал на том, чтобы Наина не приходила к ним в тот вечер. Однако женщина, пообещавшая Мей свежие ягоды, не смогла остаться в стороне. Игнорируя мольбы Манфреда и причитания родных о собственном здоровье, Наина ушла, чтобы заботится о Мей. - Это может быть заразно, - предупредил мужчина, укладывая внучку на жёсткую кровать. – Себя не жалко, так дитё пожалей, - он кивнул на большой живот Наины, который уже не могли скрыть ни мешковатые платья, ни перетяжки. - На жалость нет времени, - отмахнулась Наина, опуская травы в горячую воду. Она не могла признаться Манфреду, что их ребёнок больше не шевелится. Она боялась признаться в этом даже самой себе. Слишком жутким было ощущение мёртвого груза под сердцем. – Ангелы небесные, да она вся горит! – всплеснула руками женщина, намеревавшаяся обтереть Мей. – Не отравилась ли чем, Манфред? - У меня не траванёшься. Заразу подцепила, не иначе. Страшно мне, Наина. Иди домой. – Мужчина смочил большую тряпку отваром из сильно-пахнущих целебных трав и обернул в неё девочку. - Мой дом здесь, - не принимающим возражения тоном ответила Наина, процеживая варево. – С тобой и зеленоглазой Мей. Привлечённый необычными запахами Листвик показался в дверном проёме. Крадучись, лисёнок добрался до постели больной и запрыгнул на дрожащее тельце девочки. Тщательно обнюхав лицо любимой Мей, зверёк пугливо отпрянул, несколько раз фыркнул и чихнул. Пробежался по телу из стороны в сторону, задумчиво поглядывая на красное личико девочки. По его виду можно было сказать, что Листвик о чём-то глубоко задумался. Через несколько минут, лисёнок вновь направился к изголовью, не обращая внимания на хлопочущих взрослых. Ему не нравился приторно-сладкий запах, исходивший от Мей. Он совсем не был похож на ароматы боярышника и совсем не вязался с образом любящей хозяйки. И всё же Листвик понимал, кто перед ним, и откуда-то знал, что Мей нуждается в помощи. Листвик заснул рядом с ней, сжавшись в такой же пугливый комочек, каким он был, когда его только нашли дед с внучкой. Мей проснулась через два дня. Обессиленная, ещё больше исхудавшая и побледневшая, смотрящая на мир тусклым, незаинтересованным взглядом. Проснулась, чтобы увидеть слёзы Манфреда и спящую Наину, и вновь закрыть глаза. - Нехорошо мне, деда, - прохрипела девочка чуть слышно. – Ты меня лечишь? - Лечу. И буду лечить. – Голос Манфреда звучал очень глухо. Словно он долго-долго кричал. – Ты поспи ещё, Мей, поспи. Скоро будет намного лучше. На последней фразе Мей уже спокойно засопела. Сон стал настолько привычен для её тела, что оно отказывалось долго бодрствовать. Измождённый организм едва справлялся с поддержанием жизни. Манфред с грустью посмотрел на внучку и сгрёб в охапку спящего Листвика. Лисёнок тут же начал протестовать: шипеть, скулить, извиваться в руках старика. Но Манфред держался неприступной скалой, неся лиса вон из своего дома. - Хороший зверь ты, Листвик. И Мей тебя любит, - лисёнок притих и прислушался. Таких интонаций он никогда не слышал от человека. – Но пора уже, пора. Иди домой. Далеко, там твой дом, помнишь? В Чёрном лесу. Возвращайся и живи там. Не место тебе среди людей. Ох, не место. Со всей могучей силы Манфред швырнул лисёнка на тропинку. Листвик несколько раз перевернулся, отбил лапы и ободрал спину. Вскочив на ноги, зверёныш выгнулся и зашипел, недовольный действиями мужчины, но уже через мгновение прижал уши и принюхался. Несколько раз покрутился и кинулся в деревню, сопровождаемый горьким смехом Манфреда. Всё тот же шум, всё те же запахи наполняли деревню. И всё же Листвик чувствовал тот, другой запах, смешавшийся с привычными. Приторно-сладкий запах преследовал его повсюду. У каждого дома, у каждого зверя был этот запах. Он исходил от людей, от их одежды, он резко бил в нос, заставляя животных бесконечно чихать, тщетно стараясь прочистить нос. Листвик не понимал природу явления, но оно, отчего-то, сильно пугало его. Короткими перебежками зверёк добрался до края поселения и бросил последний взгляд на шумных двуногих. Он знал только, что нужно бежать. Далеко. Как можно дальше. До тех пор, пока запах не исчезнет…
***
Над тёмными макушками деревьев забрезжил холодный рассвет. Листвик оторвал морду от ручья и с прищуром взглянул на светлеющее небо. Он безошибочно определил направление и знал, что вскоре достигнет своей цели. За прошедшие годы повсюду сменились запахи, а лес стал значительно меньше, да и зверья в нём теперь почти не водилось. И всё-таки Листвик решил вернуться. Что-то тянуло его назад, на окраину Чёрного леса, к поселению двуногих. Он шёл медленно, не напрягая старые лапы, остерегаясь больших зверей и охотников, вовсю промышлявших на территории. Он хотел добраться до места в срок, но не знал, когда этот самый срок заканчивается. Листвик просто чувствовал, что должен идти, должен вернуться. И вот верный нос привёл его к давно покинутому месту. Листвик прижался к земле, поглядывая на большую прогалину сквозь траву. Вокруг было тихо, лишь слышался стрекот насекомых, пение редких птиц да дальний хруст веток под лапами крупного зверя. Не осталось в деревне ни базарного гомона, ни ругани старухи Цецилии, ни смеха Геласия, ни громких возгласов Мей. Даже зверьё затихло, обходя гиблое место стороной. Там, где раньше стояла деревня людей, Листвик увидел лишь прогоревшие и сгнившие развалины. Он медленно шёл по деревне, озираясь по сторонам и словно бы не веря увиденному. За несколько сезонов крупное поселение оказалось стёртым с лица земли. Ни построек, ни людей. Листвик забрёл в старый сад Цецилии, но не обнаружил там грушевых деревьев, только пепел и осколки глиняных горшков. Зашёл на место, где раньше был рынок, но встретил там только двух старых ворон, настолько облезлых и ленивых, что даже не стал обращать на них внимания. Листвик шёл домой, к своей зеленоглазой Мей и дедушке Манфреду. Дом не выстоял, лишь ветхий остов напоминал о старенькой косоватой постройке, трепетно оберегаемой когда-то стариком Манфредом. Обугленные драные сапоги всё так же валялись под остатками крыльца, старые тряпки свисали то тут, то там, колышась на ветру. Листвик обошёл весь двор несколько раз, обнюхивая каждый закуток, каждый найденный кусочек прошлого. У одного такого кусочка, обёрнутого в дырявую тряпку, Листвик и остановился, уцепился лапками за находку, вытянул шею, поднял голову и заскулил. Ему показалось, что от старой косточки в этой тряпке знакомо пахло цветами боярышника. Листвик выл, словно человек, схоронивший любимого. Выл почти как одинокий волк, вот только тихо и высоко, только так и могут выть лисы. Листвик выл в память о тех, кто дал ему имя. Выл от жалости к деревне, к зеленоглазой Мей и гордому Манфреду, выл от жалости к себе. Выл, потому что ничего не мог сделать. Неожиданно воздух разрезал громкий звук выстрела. Раздался короткий предсмертный писк… …и наступила тишина.
Эпилог
- Опять лисиц стреляешь, Касьян? – горбатый мужичонка со следами оспы на лице толкнул сапогом трупик лиса. - На этой проклятой земле никакого зверья больше не осталось, Завьял, - худощавый подслеповатый старик поднял добычу с земли и закинул в походную сумку. - Гиблое место, - с пониманием откликнулся собеседник. – Пора отсюда уходить. Перейдём реку, а там уже к дому близко, спокойнее. - Чума, будь она неладна. Выкосила всех костлявая, десяти дней не прошло, - Касьян перекрестился и, подхватив ружьё, устремился назад к лесу. – Мужики, бабы, старики, детвора, никого не пожалела. Когда сюда из города солдаты прибыли, то только и смогли, что деревню поджечь. - Тут, говорят, тогда ещё живые были? – полушёпотом спросил Завьял. - Были. Мужик был старый, сам на последнем издыхании. Говорят, стоял насмерть, просил по-божески схоронить. А кто ж будет чумных по-божески то? Он на себе девчонку тащил и бабу брюхатую. Только обе уже издохли. У меня же деверь в солдатах. Рассказывал. Жуть, говорит, была. Да только куда он пошёл бы? Ну, дошёл от солдат до своей хаты да упал замертво. Мол, на родной земле хоть, у дома своего. - Ой, убереги нас от такой напасти, - пугливо пролепетал горбун. – Мне и оспиной заразы хватило. А кто ж принёс-то? Чуму? - Да лисы и принесли. – Отмахнулся Касьян, поправляя дорожную сумку. – Только их перестреляли всех потом…
Тема: ...и после наступила тишина. Условие: В рассказе должно присутствовать животное (птица, рыба etc) Мир в цвете крови - это мир сквозь камень рубина.
Гайде, я твоя поклонница))) Рассказ очень понравился - читала на одном дыхании, лёгко и быстро. Только вот конец меня очень опечалил, аж до слез) Вседа очень трепетно к животным отношусь. Да и старика Манфреда с девчушкой Мей очень жаль. Ну, что я могу сказать...классно) Вначале рассказ мне показался поверхностным, мол, и такое в жизни бывает (а произведение и вправду жизненное вышло). Но если присмотреться, внимательно прочитать, то и есть где покопаться. Не знаю, какой смысл ты вкладывала в рассказ, но я увидела вот что. Ммм...образ лиса меня впечатлил больше всего. Он получился такой...пугливый, добрый и понимающий, как и все животные. Благодаря ему сразу видны и Манфред с зеленоглазой Мей, ведь звери к плохим людям не тянутся. Поэтому персонажи получились добродушные и крайне положительные, что импонирует. Мей - вообще милая девчушка. Несмотря на непонятное прошлое, она начала всё с чистого листа и стала не капризной нахалкой, а добрым и любящим созданием, умеющим сочувствовать. Да, она ещё ребенок. Зато какой! И в этом по большей части заслуга Манфреда - таких воспитателей ещё поискать надо. Манфред заслуживает глубочайшего уважения - пожилой мужчина, делающий все для близких ему людей, для всей деревни и уже в последнюю очередь для себя. Но...его поступок с Листвиком меня просто убил - ненавижу, когда с животными плохо обращаются. А про этих двух типов я вообще молчу. *злится* Когда я читала последнюю часть, как лис вернулся к людям, сначала не поняла, что случилось. Но потом...когда медленно начало доходить...не передать словами! Неожиданная концовка. Более чем. В общем, наговорила я тут кучу, потому как на эмоциях от прочтения, уж извините^^ Понравилось очень - интересная трактовка темы))) У меня пока всё. Ещё что вспомню - допишу)
Сивилла, спасибо, мне очень приятно. Тем более неожиданно, что так быстро кто-то прочитал и решился высказаться. Пока не буду совсем уж всё объяснять, мне очень нравится твоё понимание рассказа. Что касается поступка Манфреда... Он хотел уберечь Листвика. А как ещё прогнать животное, привязанное к Мей? Только грубостью, чтобы лисёнок напугался и убежал. Только Листвик всё сам понял, по запаху. Я вообще старалась уделить внимание этой части восприятия животного. Запахи и звуки. Мир в цвете крови - это мир сквозь камень рубина.
Понятно, спасибо) Ну да, животное мягко и деликатно не выгонишь, они упрямы. Но получилось со стороны Манфреда это жестоко...даже немного бездушно. Или просто я на это так остро реагирую... А что касаемо запахов и восприятия - да, это хорошо прослеживается и вписывается в картину^^
Изумительный рассказ:все продумано,поступки героев четко мотивированы,сюжет прост и от этой простоты еще более трагичен.Характеры героев обрисованы лаконично,но от этого не менее трогательно и ярко. Нет излишней сентиментальности,но показ событий через восприятие лисенка -невольного виновника беды-еще больше украсило произведение.Меня очень заинтересовал промелькнувший мотив "девочки из неоткуда",но он не сыграл роли в повествовании,хотя это,возможно,утяжелило рассказ.А вообще,очень профессионально.
Ирэн, спасибо. Я очень рада, что прочтение рассказа доставило вам удовольствие Я решила победить сама себя и описать всё лаконично, не растягивая действие и не вплетая дополнительных сюжетных линий. Происхождение Мей было описано также только ради раскрытия её характера. Она некое "природное" создание, прирученное человеком (Манфредом), поэтому Листвик к ней тянется. О её прошлом всё равно ничего не известно. Но можно заметить, что она немного отстаёт от развития, а с людьми общается либо очень простыми фразами и понятиями, либо цитируя взрослого Манфреда (в частности, когда пытается растолковать, что такое добро и зло Геласию). В общем, я приложила усилия, чтобы рассказать по максимуму через минимум слов. Надеюсь, каждый читатель увидит в рассказе что-то полезное для себя. Ещё раз спасибо, что уделили время прочтению))) Мир в цвете крови - это мир сквозь камень рубина.
Ирэн, я безумно люблю "говорящие" имена. Меня очень печалит, что сейчас люди практически не обращают внимание на происхождение и значение своего имени. Мне нравится передавать через имена судьбу, характер персонажа. Словно назвал его вот так, а не иначе, и одно только имя заменило целый абзац описания. Также я выбираю имена, чтобы они благозвучно вписывались в текст и манеру разговора героя. Здесь очень много разнообразных аспектов. Манфреда я назвала "свободным человеком" именно потому, что он на всё имеет собственное мнение. Он поступает именно так, как считает нужным, руководствуясь своим добрым сердцем и любовью к окружающим. Он по-настоящему свободный, гордый мужчина. Орёл, так сказать. Я подумывала назвать его "пахарем" или иным именем, связанным с землёй, но как пахарь он не был выражен. В то же время лекарское имя не отражало бы всей сути образа Манфреда. Остальные кратко. "Цветок боярышника", чтобы передать "природное" происхождение Мей, её характер и подчеркнуть восприятие Листвика (он воспринимал её через запахи). Наина - добрые помыслы, любовь в чистом виде, не замутнённая эгоизмом женщина и лучшая пара для "свободного человека". Геласий - чистый характер. Мне хотелось, чтобы читатель представил себе широкую улыбку этого мальчугана. Цецилия - говорящее имя. Старуха была слепа не только глазами, но и душой. Касьян и Завьял - отрицательные персонажи. Касьян пуст душой, чёрств. Завьял страдает от болезней и практически не заинтересован в окружающем мире. Имена созвучны друг другу и вызывают не очень приятные ассоциации. Так что, в основном, по этой причине. Мир в цвете крови - это мир сквозь камень рубина.
Прекрасно!!Если Вы так внимательны к таким,на первый взгляд,мелочам,то Вас ожидает большое буду щее.Правда,Манфред у меня ассоциируется с героем Байрона,а Мей- с кельтской поэзией.Простите,а Ваш псевдоним -это героиня Байрона или Дюма? Если мой вопрос нескромен,извините.Ирэн.
Ирэн, изначально от Дюма. Я изображала прекрасную юную Гайде на сцене вместе со своим Графом Монте-Кристо (в своеобразной интерпретации, правда). Когда регистрировала персонажа, как-то так получилось, что ей лучше всего подошло именно это имя. Изначально персонажа звали Атани Пелетьер, но, поскольку девушка потеряла память и нуждалась в новом имени, я назвала её Гайде. Люблю это имя ))) Мир в цвете крови - это мир сквозь камень рубина.
Вы меня извините,я новичок в Вашем мире и попала сюда, можно сказать , случайно. Я еще плохо ориентируюсь в героях,Домах и т.д.,правда,в литературе,можно сказать ,неплохо.Спасибо за ответ. А у Вас есть еще рассказы?Где их можно прочитать?
Ирэн, можно здесь посмотреть. В разделе творчества. Тема Гайде vs Крисс. Есть здесь же "Жажда", но он простенький, написан ради сюжета. Остальное моё творчество гораздо более старое. Я сделала значительный перерыв из-за увеличившейся нагрузки. Мир в цвете крови - это мир сквозь камень рубина.
Вряд ли мне удастся что-то добавить к выше сказанному. Рассказ действительно отличный. Персонажи, мотивы, изложение - все здорово. Образ Манфреда очень понравился. Как-то не получается внятно излагать свои мысли... Хочу сказать, что, у меня не удалось вычленить главную мысль рассказа. То есть - характеры и картины в отдельности вижу, а вот к чему это все в целом сказать не могу. Потому прошу помощи автора. Не мертво то, что в вечности пребудет, Со смертью времени и смерть умрет.
Карвен, если читатель чего-то не понял, это, чаще всего, ошибка автора Вообще рискнула недавно на своё хранилище творчества выложить свои местные рассказы. Не то, чтобы комментов было много (народ уже давно не ждал от меня творчества), но все были из разряда: "много лишнего. месседж не догнал". Стала сомневаться то ли в читабельности рассказов, то ли в дальновидности чтецов, то ли в искренности наших форумчан. Ещё не решила, короче
Теперь, что касается Листвика. Листвик - изначально судьбоносная зарисовка. Рассказ написан в одном из моих любимых стилей. Но я всё время забываю, как это правильно называется, вот и именую "вспышками". Своеобразный набор ярких воспоминаний (вспышек), которые складываются в определённую линию повествования. То есть каждая такая "вспышка" несёт в себе смысл. Нет ни одного фрагмента, который не складывается в общую мозаику. А в итоге мысль была одна. Судьба играет с людьми и игры её бывают порой весьма жестоки. Здесь преломляется образ "правильного" и "не правильного". Как нужно было поступить Манфреду, чтобы это было "правильно"? Он был добрым и сильным человеком, он спасал людей, лечил животных, он спас жизнь и Мей, и Листвику, он любил молодую женщину и хотел, чтобы у них были дети. Однако же Мей тащила к ним зверят из Чёрного леса (задумайся, почему лес именно чёрный?), а вместе с одним из этих зверят она принесла чуму, выкосившую всю деревню. Мог ли знать об этом Манфред? Могла ли предвидеть это Мей? Нет. Они всего лишь поступали "правильно", но это привело к трагедии. Могли ли они поступить иначе? Нет. Мог ли кто-то осудить их за такой поступок? Опять же, нет. И всё снова в руках судьбы. И вот нити судьбоносного полотна сменяют друг друга. Маленький напуганный лисёнок. Его спасители. Шумная, простая и счастливая жизнь пограничной деревни (вдумайся, пограничной - это неспроста). Близость Чёрного леса. Тысячи запахов. Зеленоглазая Мей. Цветы боярышника. Манфред. Наина. Её мёртвый ребёнок, не пожелавший родиться, словно зная, что вскоре произойдёт с его матерью. Приторный запах смерти. Одинокий зверь, бегущий как можно дальше от горькой судьбы людей. Но и от своей судьбы он не ушёл. Он вернулся домой, чтобы тоже встретить смерть. Выстрел. И в некогда шумной деревне наступила тишина. Полотно завершено. Судьба наигралась. Финал. Занавес.
